В мире прогресса и устоев слишком тесно
Неоценённым по достоинству кривому,
Но голод уравняет, сделав честным:
Героем первого и подлецом другого.

Из цвета в цвет не перекрасив душ насильно,
Лишь червоточинами вытащит наружу
За сытость то, что пряталось стабильно,
Всех уровняв, не в службу и не в дружбу.

Эксперимент по выживанию вновь запущен:
Кто будет резать плоть от родственного трупа?
Чьими руками будет страждущий замучен?
Конечно - страждущего посильнее, спорить глупо!

Кто собственных детей заморит тихо,
Чтоб прокормиться самому, прирежет брата?
Кто наловчившись будет дёргать зубы лихо
И кольца с пальцами кромсать, приметив злато?

А кто-то пайки скудной половину
Таскать начнёт, сквозь стон, соседской доче,
Но мать с отцом, с поклоном на витрину,
В себя впихнут её с приходом ночи.

Другие, мать, под девяносто, у перрона
Оставят ждать, привязанную к санкам,
Но не дождётся чад возврата из вагона,
Не растянуть в пути на всех одну буханку.

Иной же будет, боль превозмогая,
Срезая кожу собственную, с криком,
Варить на ней похлёбку, чтоб малая,
Не окочурилась в бреду, в морозе диком.

Пред кем-то встанет выбор напоследок:
Кормить кого-то одного из двух детишек,
В живых остался чтоб один наследник,
На двух не хватит, хоть ты тресни, пищи...

И на потеху властным, сильным, лучшим,
А может в следствии меж ближними раскола,
Нас уравняв, достав из внутренностей души,
Насколько разные мы, всё ж, покажет голод!